Весточка долетела спустя сорок четыре года

Именно столько лет назад написал исторический очерк житель Заборки. Он адресовал его потомкам следующего столетия

   Как жили наши предки на юге Западной Сибири в 18, 19, начале 20 века? В литературе можно встретить только общие факты о быте жителей дореволюционных русских деревень. Подробности уже ушли в небытие. Но всё же иногда письма из старины случайным образом прилетают в наш 21 век. Одно из них попало в руки бывшему педагогу Викуловской школы №2 Нине Григорьевне Пушко. Её малая родина – деревня Заборка Балаганского сельского поселения. Нина Григорьевна давно занимается краеведением, посещает районные архив и музей, выписывает всю найденную информацию, касающуюся её родных и других земляков. В последнее время восстанавливает хронику своей деревеньки.

 

                             Увлекательная находка

   Однажды, отыскивая нужную документацию в Викуловском краеведческом музее им. А.В. Давыдова, Нина Григорьевна наткнулась на обычную ученическую тетрадку – чью-то рукопись. Сотрудники музея ей объяснили, что когда-то их было три и хранились они в районном архиве. К сожалению, две из них со временем куда-то исчезли, а вот эта чудом уцелела и попала в музей. Оказывается, рукопись оставил на память потомкам житель Заборки Никанор Тимофеевич Соснин, 1902 года рождения. Нина Пушко хорошо знала и помнила земляка. Сразу поняла: его письмо к нам, современникам, будет интересно прочитать не только ей, но и другим жителям района. Она его переписала аккуратным почерком в отдельную тетрадку и принесла в редакцию нашей газеты.

   Датировалась рукопись августом 1975 года и 12 февраля 1976-го. По стечению обстоятельств именно 12 февраля 2020 года я написала эту статью. Получается, минуло ровно 44 года. Это послание можно сравнить с капсулой времени. Дедушка Никанор подробно написал о том, как и чем жила дореволюционная Заборка. Казалось бы, одна деревенька района, как капля в море, а сколько их ещё! Но по её быту можно понять, увидеть жизнь крестьян из других селений, ведь все они были в те времена похожи, шли по одному пути развития.

 

                             Из летописи деревеньки

   Деревня Заборка – старинная. Образовалась ещё в 1696 году. С 1697-го называлась Боровской, потом Заборской (то есть находилась за бором, который когда-то был) и одновременно Приваловой – по фамилии первожителей. На месте крепкого бора теперь находится березняк, прежний лес выгорел. По численности населения деревня была на первом месте в окрестности. В 1710 году в ней насчитывалось 224 человека. Так что же поведал об этом удалённом от райцентра  живописном сибирском уголке Никанор Тимофеевич?

 

   Название деревни Заборская в старину никто не знал, кроме властей, начиная от сельского писаря, старосты и выше. Соседние деревни Чуртанской волости имели тоже по два названия. Севернее Заборки-Приваловой – Мокрушина, а узаконенное название – Бурмистрова. В трёх километрах за рекой Ишим – Кушма, она же Чернышова, Заимка – теперь Пестова.

 Жители Заборки один за другим ежегодно переселялись на край улицы, идущей от реки на восток. Ишим разливался, берег обрушивался. В домах у бедных вместо стёкол были встроены выделанные брюшины от скота. В мороз они стягивались, на них наседал иней, и от лёгкого стука просвечивались. Но свет, как от стекла, от них не исходил. Кровли домов мастерили из берёзового береста, реже из снопиков ржаной соломы. Пять-шесть домов были покрыты досками – тёсом. Сначала строили связные дома – к одной части пристраивали ещё несколько. Позже стали ставить пятистенники из двух помещений: кухни и комнаты.

   Земли были неплодородные, серый подзол. Из-за наводнений не было и хороших лугов для сенокосов. Пахотные площади располагались на увале не ближе семи вёрст от деревни. По склонам увала имелись отдельные земледельческие полосы, но не у каждого крестьянина. Зато росло достаточно леса на дрова. До 1916 года в Приваловой, согласно записям Никанора Тимофеевича, не было школы и "мало-мальской сельской лавки, чтобы купить коробку спичек". Не было ни кузницы, ни мастерской, только пара сапожников. Не владели местные и никакой сельскохозяйственной машиной. Орудиями труда служили соха, коса, серп. Местные жители занимались сельским хозяйством, "на отхожие заработки не уходили". Даниил Мезец иногда зимой уходил шить шубы, тулупы, если в своей деревне не было работы. Кустарных промыслов тоже не существовало, только дед Онис делал сани-дровни для сбыта зимой, и то между делом. Зимой и осенью некоторые мужики занимались охотой на пушного зверя, тетеревов. Зайцы бегали табунами, но шкурки их ценились дёшево, и было не выгодно на них охотиться. Занимались и рыбной ловлей на реке Ишим с плетёными из прутьев корчажками, манишками и мордушками. В двух-трёх хозяйствах имелись небольшие неводы или режовки, сети. В начале 20 века ловили нельму, налима, щуку, язя, окуня, чебака, ершей, раков.

   Денег мужикам взять было негде, продукт их труда не ценился. На этом наживались купцы и фабриканты. Никанор Соснин привёл такие примеры из 19 века. За килограмм мяса выручали до тридцати коробок спичек, за единицу – брали равное по весу количество керосина. При этом поборы с населения существовали разные: оброчная подать, мирский сбор, земский сбор, страховой… За подаянием и милостыней ходили нищие разного возраста и пола: от детей до едва передвигающих ноги стариков. В неурожайные годы по Заборке проходило до десяти человек в день.

   С 1914 года промышленные товары сильно дорожали. Не было сахара, тканей, изделий из железа и кожи. В конце 1915 года деревня полностью перешла на самообслуживание. Кожи и овчины выделывали сами, шили обувь, сапоги и обутки. Ткали на своих станках-"кроснах" льняной холст, даже тонкий с расцветкой в полоску или в клеточку. Травой серпухой окрашивали в жёлтый цвет, крововиком-калганом – в красный или бурый, любой травой – в зелёный. Посуду изготавливали из дерева и глины. Из рогов быков делали гребни, расчёски. Чай был на любителя – кто пил крововик-калган, кто лабазник, а иной и высушенную морковь, лишь бы закрасить напиток в жёлтый.

 

                Обязанности у каждого пола значились свои

   В конце 19 века в Заборке были грамотными только два мужчины: Степан Иванович Филистов и Михаил Кириллович Муромцев, сын бывшего солдата-гвардейца. Отец служил военную службу в гвардии царя Александра II. Там и обучился грамоте, а дома научил сына. Их грамотность примерно равнялась бы трём классам сельской школы. Грамотных женщин до 1902 года не было ни одной.

   Вообще жизнь заборских женщин была тяжёлой. Детей рожали много, маленькие не давали им отдохнуть, а в первом часу ночи уже вставали и шли к кухонной печи. Под утро отправлялись доить коров, кормить мелкий скот. Это считалось законом: что по дому – всё должна делать женщина. Иногда матери и вовсе с вечера не ложились спать, пряли кудель – обшивали всех домочадцев.

   "Мужские работы того времени слагались примерно так, -- повествует Никанор Тимофеевич в своём послании. -- Начал весной таять снег – мужики в лесу рубят дрова топором. Пилой не пилили. Рубили до той поры, пока подоспеет земля сеять хлеб. Земля подоспела – можно сеять, мужик уезжает с семенами, инвентарём и продуктами в поле. Там он и живёт в полевой избушке. Сеет из лукошка руками. Боронит на лошадях. Заканчивали посевную техническими культурами, сеяли лён, коноплю. На целине лён родился отличный. Закончив посевную, сразу переключались на вспашку земли под пары. После вспашки – перерыв в поле. Появлялось время на домашние работы: ремонт изгородей, поскотины. Скот ходил в поскотине с весны до осени без пастуха. Осенью пастухи пасли скот на лугах и полях. Закончив домашние работы, мужики ехали снова в поле с продуктами и вели подборонку паров. Потом начинался сенокос. На болотах и кочках сенокос был медленный. Пока с ним управлялись, подоспевала трава – на лугах косить. А там и рожь надо жать. Нажатую подсушенную рожь молотили. Хлеб связывали в снопы и складывали их тут же, у поля, в большие скирды, которые назывались клади. Кладь огораживали изгородью в несколько жердей. Глубокой осенью мужик ремонтировал скотный двор для зимовки скота. Выпал первый снег – надо возить из леса дрова, сено. Наступала устойчивая зима – начиналась молотьба хлеба. Подвозили снопы, подсушивали их в овинах. Мужик отдыхал только в религиозные праздники…".

   Земля как частная собственность делилась на паи или души (на мужской пол в семье). Делили и сенокосные угодья, и лес. Налоги платили тоже с души. Женщина надела не имела.

 

               Воспоминания о послереволюционном периоде

   Октябрьскую революцию в Заборке никак не почувствовали. А в июне 1918 года из волости объявили, что снова будет земство, как при временном правительстве. Некоторые жители, особенно женщины, жалели царя Николая II и пророчили конец жизни на Земле всему человечеству. Вскоре по деревням поехали чехи с плетями. За малейшую провинность или неисполнение задания в срок секли заборцев шомполами.

   "А сколько война "съела" людей из одной нашей деревушки до Отечественной войны, -- с грустью пишет на страницах своей тетради Никанор Соснин. – В период властвования Колчака в Сибири Привалова-Заборская жила в постоянном страхе. Летом 1919 года крестьян, имеющих лошадей, выпускали из дежурства на подводах на тракте в село Малахово. Солдаты дезертировали из армии Колчака. По деревням рыскали карательные отряды, выискивая дезертиров, большевиков и им сочувствующих. Найдут дезертира – и расстреливают его и членов его семьи мужчин – отцов и братьев. А порка плетьми была обычным делом. Досталось частично и мне от колчаковского добровольца, уже немолодого пермяка. По неопытности и молодости я не знал военных уставов, видимо, нарушил армейский порядок во время дежурства на подводе в селе Малахово. Расстрела я избежал, но страха мне пермяк нагнал".

   С осени 1919 года в Заборской снова установилась советская власть. Был организован первый сельский ревком. Вскоре его переименовали и избрали совет. В него вошли в основном бедняки и середняки. Никанор Тимофеевич подробно описал в своей рукописи, как в дальнейшем сложилась судьба многих председателей, как проходило кулацко-эсеровское восстание. Очагом его были как раз Челноковская и Чуртанская волости. После его ликвидации сельские советы учредили в каждой деревне. Он был избран членом Заборского сельсовета, председателем тройки труда.

 

                      Чем полезны для нас такие письма?  

   Кто знает, о чём Никанор Соснин писал в двух других тетрадях, которые передал в архив? А назвал он их просто: "История о деревне Заборке Викуловского района". "Прошу положить на хранение", -- вот как он завещал их работникам Викуловского архива. Его давно уже нет в живых.

   Буквам и слогам Никанора учила мать, а писать и считать – девица Евдокия Васильевна Тюшева. Она училась в семинарии, могла преподавать в школе, но свободных мест не было, и она обучала заборских мальчишек. Дети проучились всего лишь месяц и двадцать пять дней. Затем их педагог вышла замуж и уехала. "Писал хоть и "коряво", но мне пришлось в 1925 году возглавлять организуемое в деревне Назарово потребительское общество, -- уточняет Никанор Соснин в своих записях. – В деревне почти не было грамотных. И я, царапавший как курица лапой, был вызван в сельсовет в помощь секретарю. Откуда я знаю описанную историю? О 19 веке и примерно до 1905 года я брал из рассказов стариков, когда был ещё мальчишкой. А с 1906-го сам помню хорошо. Мой соавтор – Томилов Пантелеймон Данилович. В 21 веке, а может, и раньше, листая архив, люди прочтут и узнают… Может, им будет немного смешно, а может, и пожалеют своих предков".

   Так писал Никанор Тимофеевич. Да, жизнь заборцев, как и других соотечественников дореволюционного периода, без преувеличения была скромной и трудной, ведь всё делали вручную. В чём-то даже несправедливой, но по-своему прекрасной. Традиционные промыслы и ремёсла, нетронутая природа сибирской глубинки, жизнь людей по закону Божьему, которые искренне верили в лучшие времена, и экологически чистый, ещё не испорченный техникой, воздух… За сто с небольшим лет коренным образом изменилась жизнь, при этом в лучшую сторону. Жаль только, что предшественники её не застали, не увидели. Обо всём, что есть у каждого современного жителя Заборки – стиральная машина, телевизор, мобильный телефон, электрическая плита и многое другое, -- они могли разве что мечтать. И то вряд ли могли предположить, что технический прогресс так сильно облегчит быт.

   Такие капсулы времени, как письмо к потомкам Никанора Соснина, не только дают нам возможность узнать о прошлом, но и по-другому взглянуть на нынешнее время. А заодно и учат дорожить теми благами, к которым мы уже настолько привыкли, что перестаём осознавать их ценность…

Фото из архива Нины Пушко

 

Другие материалы по тегу "Истории нашей строки"