ХЛЫНОВ

(Окончание. Нач. в №№ 74, 75). Наверное, по-другому о Хлынове, как о партийце, и не скажешь. А что он был за человек? Сколько я не бился над этим вопросом, как не рассматривал со всех сторон эту «философскую глыбу», к выводу пришёл одному: в двух словах его не раскроешь.

Хотя однажды, Иван Елисеевич Черняков, бывший секретарь Викуловского РК КПСС, которого с Хлыновым много лет связывала не только работа, но и простые дружеские отношения, сделал это, выразив единодушное мнение своих коллег по аппарату райкома партии. "Это был Человечище", -- сказал он о первом.

  Именно так. Это был человек как бы не от мира сего. Наделённый почти всей полнотой власти в районе он практически не пользовался ею – его все понимали с полуслова. Начиная с 50-х годов и до ухода на пенсию, проживал в обычной деревенской избе, позднее – занимал одну из квартир двухквартирного дома, через стенку которого проживал ещё один "большой" руководитель – начальник управления сельского хозяйства М.П. Артамонов, сын Героя Соцтруда П.С. Артамонова. И тот, и другой долгое время содержали личное подсобное хозяйство, в котором у Хлынова были и корова, и овцы, и поросята с курами. Он сам заготавливал сено, сам убирал, чистил во дворах, поил, кормил скот, а утром, чуть свет, бежал на работу. Как правило, это было в седьмом часу. А возвращался…  Одному богу это известно. И когда он всё успевал? Стоял в магазинной очереди за хлебом, посещал общественную баню (была и своя, но… "Не успел подтопить, поздновато с полей приехали", -- говорил, словно оправдываясь, Станислав Матвеевич), позволял себе после парной выпить кружечку пива в буфете вместе с мужиками, поговорить…

  Он, как и все, брал очередной отпуск, но никогда не использовал его до конца (об отгулах он и речи не вёл), чаще всего – после сельскохозяйственной кампании, когда уж и комбайны в "стойле", и хлеб в закромах. Тогда и собирались они вместе со своим бессменным водителем – Николаем Александровичем Андрияновым -- и уезжали на любимое своё озеро – на Большой Чуртан, в "речки", половить карасей, уток пострелять. Это было, пожалуй, и первым, и последним развлечением Станислава Матвеевича. На большее не хватало времени.

    Наверное, в районе не было озера, которого бы не знал Хлынов. Но полюбилось ему именно это. "Здесь и дед пропитание себе добывал, и отец рыбалкой-охотой баловался, и я к нему сердцем прирос", -- пояснял он.

  Зимой, когда свободы выпадало больше, по просьбе Станислава Матвеевича районный охотовед Б.А. Гаврилов, не сторонний человек для Хлынова, собирал ватагу таких же охотников-любителей и уезжали (а то и уходили на лыжах) в близлежащие леса погонять зайчишек. "Не для живота, забавы ради".

  Умудрённый житейским опытом, познаниями вожака, он чувствовал собеседника, что называется, нутром. Не терпел фальши, обмана, изворотливости. Он мог ещё простить какую-то провинность простому коммунисту, трудяге, начальнику – попадало по первое число.

  В силу своего склада, Станислав Матвеевич, как и любой хозяйственник, и политик, во главу любого угла, прежде всего, ставил и ценил конкретные дела, идеология отодвигалась на второй план, хотя это, в какой-то мере, противоречило партийным догмам. Хлеб – всему голова, придерживался он правила. Однако это несколько нестандартное отношение к отделу пропаганды и агитации и идеологии вообще не мешало ему со всей ответственностью следить за его работой, строго спрашивать за любые оплошности коммунистов в этом плане, особенно – за халатное отношение к политзанятиям. Этого требовала его позиция.

  Хлынов не любил сидеть дома, то есть в райкоме. Утром, решив необходимые вопросы по телефону, он отправлялся в поле к механизаторам, на фермы, на зернотоки; в отчётно-выборную кампанию был частым гостем в первичных организациях, не брезговал собраниями и в комсомоле, и в профсоюзе, и ветеранов своим вниманием не обходил.

  Были ли у него недруги, скажем так? Скорее всего, нет. Были злопыхатели, завистники, чьё отношение к Хлынову, в большей степени, основывалось на обидах, различных эмоциях, причём глубоко скрытых. Догадывался ли он о таковых? Хлынов не был бы Хлыновым, если бы не видел в них то, что они собой представляют на самом деле. В душе он презирал таких людей за мелочность, за лизоблюдство, за изворотливость, но не более – ни фразой, ни жестом не выдавал своих чувств, держался (старался держаться) со всеми равно. Это было в правилах его этикета.

  Были ли друзья? Вопрос сложный. Опять же, скорее всего, были товарищи, соратники, которым Станислав Матвеевич нет-нет да и приоткрывал своё сердце (ведь не каменный же он!), высказывал, выплёскивал что-то наболевшее, делился горем и радостями. Среди них был и Юрий Александрович Черданцев, инструктор отдела пропаганды и агитации РК КПСС, нелепо погибший в ДТП, и Владимир Иванович Калинин, наш бывший глава района, в прошлые времена – инструктор орготдела, и Аркадий Дмитриевич Дергач – заведующий общим отделом, и            впоследствии, после решения ряда мелких неурядиц, чисто житейских, можно сказать, личных, Иван Савельевич Плесовских, директор совхоза "Коточиговский", и упомянутый уже выше шофёр Николай Александрович Андриянов… А близких друзей, которым, как говорится, можно было излить всю душу… Вряд ли. И дело здесь, скорее всего, не в самом Хлынове, как человеке, а в его работе, требующей постоянства, кристальной чистоты, честности и конфиденциальности, ни малейшей зацепки для провокации. Этим всё сказано.

  Чрезвычайно скромный, естественный и необыкновенно простой, в то же время – мудрый, Станислав Матвеевич пользовался необычайным уважением у жителей района, авторитетом в любых кругах населения: у школьников, рабочих, учителей, медиков. Он никогда не давил авторитетом, он помогал  своим жизненным примером подняться с колен тем, кто однажды споткнулся, кто в силу каких-то причин и обстоятельств оплошал, остался один на один с собой. Он любил людей. Сегодня не найти ни одного человека в Викуловском районе из прошлого поколения, которому бы отказал Хлынов в приёме, сидя в кабинете, не выслушал, идя по улице, не помог, чем мог, тому и другому. Не найти!

  Он уважал народ, и люди платили ему тем же. Нужно только вспомнить, сколько викуловчан скорбили вместе со Станиславом Матвеевичем и его супругой  Евгенией Тимофеевной по поводу неизлечимой болезни и смерти в августе 1970 года их доченьки Нади, почти совсем ещё ребёнка… Как поддерживали, оберегали и подбадривали (всячески!) их и товарищи из обкома, и коллеги по работе, и тысячи простых селян… Такое дано не каждому.

  Всё пережил, всё преодолел Хлынов – необычайный силы воли человек, сумевший до конца исполнить свой партийный долг, пронести по жизненному пути свой крест. Тяжело, болезненно он воспринял горбачёвскую перестройку, следом – развал Советского Союза и роспуск Коммунистической партии в сентябре 1991 года. Уже 3 числа президиум Викуловского райсовета объявил своей собственностью имущество райкома КПСС; 5 октября опубликовано решение и о прекращении деятельности организаций ВЛКСМ. Он замкнулся в себе, почти не выходил из дома (нового дома, который ему построил район, как подарок, в годовщину выхода на пенсию, чего он очень стеснялся), в одиночестве, переваривая происходящее в стране.

  А сколько было у него заманчивых предложений перебраться "выше", в более "значимые" места!? Достаточно назвать Упоровский, Сладковский, Абатский райкомы, Ялуторовский горисполком, Тюменский обком КПСС, в который его приглашал (в шутку или всерьёз) первый секретарь Геннадий Павлович Богомяков: "Садись, Станислав, руководи, я уже устал, пора отдыхать…". Отказался, "Батя" -- так уважительно, со смыслом главенства в единой семье называли его земляки, остался верен своей земле и своему народу. И, наверное, прав был Николай Алексеевич Чернухин, секретарь ОК КПСС, когда в прощальной речи на похоронах С.М. Хлынова 24 февраля 1993 года он обронил: "Такого человека не найти больше не то что в Викуловском районе -- по всей Тюменьщине не отыщешь".

                                   VII. Послесловие

  Викуловское кладбище. Здесь, почти сразу у центрального входа, и покоятся бывший первый секретарь Викуловского РК КПСС Станислав Матвеевич Хлынов и его верная супруга Евгения Тимофеевна, при жизни медработник, которую он пережил ровно на четыре месяца и два дня. Спят вечным сном, как и положено по русскому обычаю, в одной оградке, под незамысловатыми памятниками. Осенние жёлтые листочки, налетевшие с деревьев, пожухлая трава… Давненько к ним никто не заглядывал. Да и кому? Восьмидесятисемилетний Вениамин доживает свой век в Бердюжье, куда его забросила судьба, Анатолий, всю свою жизнь посвятивший армии, проживает и того дальше – в Красноярске, а вот сестрёнка, Катя, появившаяся на свет в 1942 году, умерла… Перебралась с дальних северов поближе к родной сторонушке, в Тюмень, старшая дочь Хлынова, Вера, вместе со взрослым сыном – Станиславом, названным так, конечно же, в честь деда, вышла на пенсию. Вот, пожалуй, и все, кто ещё остался от тех Хлыновых (близких), которые когда-то прибыли в нашу сибирскую глухомань и пустили корни, признав её родной. Низкий поклон им, и светлая память.

 Фото из архива