Дядя Ваня

У моего шефа на работе, Лидии Николаевны, начальницы метеостанции в посёлке Н. Берёзовского района, муж работал заготовителем от лесхоза и часто подолгу уходил в тайгу, добывал соболя, куницу, а также выполнял с помощью семьи план по сбору грибов и ягод: брусники, клюквы, черники, голубики, шиповника.

Места там богаты даже и морошкой, которую также вёдрами "черпали" местные жители из леса. А дядя Ваня в знании ягодных и грибных мест был просто асом! Частенько и меня Беляевы брали на "тихую охоту" с собой. А так как дорог в тех болотистых и малопроходимых местах практически не было, кроме зимника, отправлялись мы всегда на моторной лодке по реке Сосьве. И было это нечто… Места в Предуралье необыкновенно красивы, а тайга и речка богаты разными дарами природы. В Сосьве водится, например, знаменитая сосьвинская селёдка, которую в былые времена поставляли аж к царскому столу! Богата она и другой рыбой.

       Пока мы, женский десант (Лидия Николаевна, их дочь Аля и я), выгружались, разбирая свои "туески", да настраивались на работу, дядя Ваня успевал присмотреть нам богатую ягодами делянку и сам скрывался, наказав нам далеко без него не уходить. В нужное время он выныривал из зарослей леса и переводил нас в следующее ягодное место. Когда приходило время обеда, а по сути, это был всегда маленький пикничок, он приглашал нас "к столу". Причём свою тару ягод (гораздо большую, чем  наши) он набирал настолько быстро, что умудрялся к обеду развести костерок, вскипятить свой походный чайник и заварить нам густой таёжный травяной чай. Потом уж только мы выкладывали свои нехитрые припасы домашней снеди из рюкзаков. На природе аппетит был у всех отменный, за душистым чаем с разговорами и шутками это было нечто незабываемое и согревающее душу!

   Дядя Ваня был обладателем запоминающейся внешности: худощавый, высокий, носил обычно бороду, как настоящий таёжник, был очень вынослив и словно  создан для этой профессии. И рыбаком он был первоклассным. Когда возвращался с добычей из леса, с речки или озера, первое, что он делал – обносил гостинцами своих престарелых тётушек и мать (они были местными зырянками), сестёр. Доставалось от его щедрости и нам с сынишкой (я дружила с их семьёй, мы часто встречали вместе праздники). Там, на севере, может быть, благодаря и этому, мы не так ощущали голодные девяностые.

     Отношения их с женой мне казались какими-то вечно "начинающимися", может, потому, что большую часть жизни он проводил в лесу, на заимке (была у него избушка в тайге, а может, и не одна). Потому чувства их были всегда какими-то свежими, и веяло от них теплотой и надёжностью. И дом их был, конечно, полной чашей, тем более что Лидия Николаевна отличная портниха и, помимо основной работы, шила одежду на заказ односельчанам. По крайней мере, женская часть семьи (в ту пору с ними проживала одна из двух дочерей и внучка) чувствовала себя за отцом, дедом и хозяином, как за каменной стеной, хотя и водилась за дядей Ваней одна привычка…, очень свойственная русскому человеку, не могущему справиться со своей широкой натурой. По выходу из тайги после длительного сезона работы он мог запить на несколько дней, а иногда и на неделю-две. Именно в эту пору он и занимался благотворительностью. И, обычно не многословный, любил он в это время поговорить по душам, "за жизнь". И его неординарная, бородатая личность появлялась в разных местах посёлка. Жена всегда терпеливо ждала конца "загула", а по окончании никогда не упрекала его ни в чём.

    Почему-то плохо запомнилось, о чём был наш с ним последний разговор, только помню, почему-то он даже плакал. Но "пьяненькие" слёзы, которые я знавала и видала с сознательного детского возраста, никак не насторожили меня, человека всё же чужого. А через некоторое время во время моего ночного дежурства на метеостанцию постучал районный следователь, который работал в посёлке в это время по раскрытию какого-то преступления, для того, чтобы мы по нашей рации (время было тогда такое, без мобильной связи, а на почте был выходной), передали на пульт их дежурного о новом происшествии: при таких-то обстоятельствах только что был убит Беляев Иван Гаврилович.

     Ошпаренное сознание никак не хотело поверить в случившееся. Рука предательски дрожала, работая на ключе (мы тогда работали морзянкой, передавая погодные сводки).

   Лидия Николаевна в это время проживала в Тюмени, ухаживая за своей матерью, которая умирала от онкологии. Вот уж поистине – одна беда не ходит.

   Похоронила мужа, и обратно – в Тюмень, так как тяжелобольная была оставлена на соседей, чужих людей. Виновного, точнее, подозреваемого, увезли в КПЗ. Это был зять (по младшей сестре), неоднократно судимый, недавно вышедший из заключения. Как-то они оказались в одной лодке, возможно, нетрезвые. И было ружьё. Промысловиков тогда было там много, и особо никто не отслеживал оружие у местного населения. Видимо, был разговор на повышенных тонах, возможно, ссора, итогом которой и стала эта трагедия. Потом думалось, что, наверное, не случилось бы этого, если бы жена его была дома. Но у Бога свои планы на каждого из нас. А ещё говорится, что человек уходит отсюда в наилучший для себя момент жизни, ну, или чтоб не пошло всё хуже, чем есть. Как бы там ни было, а в моей памяти осталась картинка с ощущением счастья из их жизни: когда мы были в последний раз все вместе на сборе шиповника, который растёт обширными, бесконечными зарослями по берегу всё той же Сосьвы, причём разных видов и очень крупный, я явно ощущала ту энергетику, которая была между ними, и изливалась она на всё и всех, что их окружало. Они были в тот день как молодожёны или просто влюблённые. Вскоре она улетела в Тюмень, а он остался на несколько месяцев один…

    Через некоторое время мне пришлось уехать оттуда. Через переписку узнала, что семья Беляевых переехала в районный посёлок, где жила старшая дочь Лидии Николаевны. Насколько знаю, она больше так и не вышла замуж. Посвятила себя после выхода на пенсию своим девчонкам.

И. МАРИЛОВЦЕВА, д. Заборка