Путь солдата

Михаила Сергеевича Мархиля знают очень многие жители нашего района: здесь он родился, учился в школе, обзавёлся семьёй и, конечно, трудился. Последнее место работы до ухода на заслуженный отдых -- ООО ЖКХ "Викуловское", где его знают как прекрасного специалиста, доброго и отзывчивого товарища, готового в любую минуту прийти на помощь людям.

Таким он остаётся и в настоящее время, будучи пенсионером: примерным семьянином и рачительным хозяином, хорошим другом, спокойным и рассудительным человеком, любящим свой край с его реками и озёрами, лугами и лесами.

Михаил Сергеевич обратился в редакцию газеты "Красная звезда", по его словам, впервые с просьбой: опубликовать его воспоминания об отце – Сергее Лукьяновиче, ветеране Великой Отечественной войны.

-- Этот год особенный – исполняется 70 лет со Дня Победы в Великой Отечественной войне, участником которой был наш отец, прошедший её от начала и почти до самого конца, перенёсший все её тяготы. Он многое рассказывал о тех тревожных годах. Из его рассказов я хорошо запомнил несколько моментов, о которых и хочу поведать своим землякам. Это мой сыновний долг перед памятью отца, -- считает М. С. Мархиль.

Первое ранение

Родители отца – самоходы, прибывшие в Сибирь в конце позапрошлого века из Могилёвской губернии. Сам же отец – Сергей Лукьянович – родился в сентябре 1907 года в д. Михайловке Викуловского района Тюменской области. На фронт призвали по мобилизации в августе 1941 года; новобранец был направлен в 461-й пулемётный полк 142-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта. По прибытии (полк уже вёл жесточайшие бои против финнов, союзников немцев, в почти окружённом Ленинграде) прошёл ускоренные курсы пулемётчиков, получив "под расписку" станковый пулемёт "Максим", с которым и была связана вся его фронтовая жизнь.

К началу осени финны овладели Карельским перешейком. Ленинград был окружён полностью, а 8 сентября 1941 года началась его блокада.

Из воспоминаний С.Л. Мархиля, записанных сыном:

-- После двухнедельной учёбы нас бросили на передовую. Грохот разрывов, мины свистят, авиация бомбит, гудит земля… Мы финнам подняться не даём, и они нас прижимают. Что-то рвануло сзади, подбросило – вот всё, что помню. Очнулся – звон в ушах, голову ломит, бедренная кость левой ноги разбита. Всё, думаю, отвоевался…

Ночью рядовой Мархиль в числе других раненых бойцов был доставлен авиацией в госпиталь на "большую землю".

Во имя жизни

В декабре 1941 года отец вновь прибыл в свою дивизию, главная задача которой состояла в обороне города с северо-запада и защита "Дороги жизни" по Ладоге. Наши войска неоднократно предпринимали попытки прорвать вражеское кольцо, но успехов они не имели. Повсюду шли упорные бои. В августе-сентябре 1942 года советские войска пошли ещё на одну попытку прорыва блокады – операция не достигла цели, но тем самым удалось сорвать и план немецкого командования по захвату Ленинграда под названием "Северное сияние".

В одном из этих боёв отец снова был ранен.

Из воспоминаний С.Л. Мархиля:

-- Очнулся я на больничной койке через две недели после ранения. Осколок вошёл в правую лопатку, пробил грудную клетку, лёгкое, но наружу не вышел. Из-за большой потери крови сильно обессилел, впадал в забытье.

Однажды к нам в палату вошла полная женщина и говорит:

-- У меня здесь находится родной брат, фамилия – Мархиль. Где он?

Я приподнялся чуточку, гляжу – не моя сестра. Но откликнулся.

Она подошла ко мне, присела на краешек кровати, в глаза ласково смотрит:

-- Поправился, дорогой? Это я тебе свою кровь дала, сколько нужно было, столько и дала. Так что ты теперь мой кровный брат, -- и расплакалась.

Только позже мы узнали, что при госпиталях содержали специальные группы женщин-доноров, которые отдавали раненым бойцам свою кровь, доходя, порой при этом сами до опасной жизненной черты.

М.С. Мархиль:

-- Я помню, что отец и после войны вёл с этой женщиной переписку, а иногда мама обшивала бидон с мёдом белой материей и отправляла эту посылочку папиной спасительнице. Добро не забывается…

Сибирский характер

В госпитале отца подлечили, он стал понемногу ходить, но о возвращении на фронт не могло быть и речи – какой из него вояка. И тогда его отправили домой набираться сил. Так он во время войны побывал на малой Родине – мало кому выпадало такое счастье. Но уже через полтора месяца его вновь призвали и направили в резервный полк, дислоцирующийся в районе Черёмушки города Омска. Сидеть без дела солдат не мог, а потому писал командованию рапорт за рапортом об отправке его в действующую армию, в родную дивизию. Таким "рвением на передовую" рядового Мархиля заинтересовался даже особый отдел: "В Ленинграде блокада, холод, голод, а он, будучи после тяжёлого ранения, просится туда?". Но отец стоял на своём. В феврале 1943 года его просьба была удовлетворена.

Из воспоминаний С.Л. Мархиля:

-- Здесь я снова получил пулемёт, а вторым номером ко мне был назначен молоденький татарин, "татарчонок", так все его называли, на что он нисколько не обижался. Так стал называть его и я. Однажды "пристал" к нам фашистский снайпер: чуть высунешься из ячейки – он тут как тут. Положил, гад, немало нашего брата. Досталось и мне. Меняли позицию, немного приоткрылись во время перехода, он и выстрелил. На этот раз мне повезло: пуля прошла сначала песчаную насыпь, прошила гимнастёрку с нижним бельём и застряла у меня на животе. Выхватил её, ещё горячую. А татарчонок бегает по окопу, дразнит немца: высунет лопатку над бруствером и снова спрячет. Но и снайпер не дурак – молчит. Тогда мой паренёк приподнялся, чтобы оглядеть местность, тут фриц его и достал – точно в лоб попал. От обиды и гнева всё во мне закипело, слеза прошибла. Дождался потёмок, взял автомат и тихонько пополз искать изверга. Долго ползал, наконец, разглядел какое-то тёмное пятно на одной из сосен. Ну, думаю, если он, то отжил, собака, и дал несколько коротких очередей – полетел с дерева немец, только ветки затрещали. Забрал ранец (в нём шоколад, галеты, консервы какие-то!), винтовку и вернулся в роту. Попало мне, конечно, от командиров за самовольную отлучку, но, как говорится, победителей не судят… А татарчонка похоронили утром под молоденькой сосёнкой, правда, по православному обычаю.

Сила духа

27 января 1944 года блокада Ленинграда была снята. А уже в начале лета 142-я дивизия участвовала в Выборгской наступательной операции. В одном из боевых дней пулемётный расчёт рядового Мархиля прикрывал переправу наших войск через реку. Немцы засекли огневую точку и обстреляли её из миномётов – сибиряк получил тяжёлое ранение в обе ноги.

Из воспоминаний С.Л. Мархиля:

-- В госпитале хирург внимательно осмотрел меня и сказал:

-- Надо ампутировать ступни, пока не началась гангрена.

Дурно мне стало – как же без ног? А тут подходит ко мне солдатик и шепчет на ухо:

-- Боец, не давай резать ноги. Мне тоже хотели отнять, да я не согласился. А теперь, видишь, хожу.

Сказал я об отказе и своему врачу. Тот пробурчал что-то под нос, потом добавил: "Будем рисковать, только ты потом не обижайся". И риск оправдался, конечно, не без хлопот и забот медперсонала – на ногах я остался.

М.С. Мархиль:

-- Долечивался отец в тыловом госпитале г. Ростова Ярославской области до конца сентября 1944 года. Каким-то образом у нас сохранилась справка из этого заведения, где записано: "Уволен из Красной Армии с переосвидетельствованием через 12 месяцев. 27 сентября 1944 года". В конце неразборчивая подпись и треугольная печать.

В начале октября мать вызвали в Рябовский сельсовет, из колхоза выделили лошадь, чтобы она ехала за отцом в с. Викулово. Так, отец на костылях, но с обеими ногами, закончил войну. Со своей верной женой – Александрой Ивановной дали жизнь одиннадцати детям (двое умерли от болезней и голода в военные годы).

Первые годы после войны отец почти не мог работать правой рукой. Давал знать о себе и осколок в груди, всю жизнь преследовала нажитая в блокаде язва желудка. Но он крепился, как мог, стараясь не показывать нам свои недуги, слабость. Такими они были эти закалённые люди, сибиряки-фронтовики.

…В январе 1981 года отец скончался на руках своей дочери Тони на 74-м году жизни.

На снимке: С.Л. Мархиль

Фото из семейного архива